Смерть по расчету [Сборник] - Алексей Макеев

встрепанный. Я даже крикнуть не успела, как он меня за руки схватил и давай руку целовать, просить, чтобы я ему помогла. «Важное дело, важнейшее. Вы не рассказывайте никому, что я приходил. Молчите, моя судьба в ваших руках». Потом своим ключом дверь открыл в бухгалтерию и давай бумаги в кучу собирать и шепчет опять: «Марьяночка, Марьяночка, сейчас я тебе помогу, сейчас я все это сожгу». Тут я так струхнула, порядком испугалась, что у него крыша поехала, решила, как у Завьялова, и он сейчас будет музей жечь. Ведь явно же сумасшедший, с женой разговаривает, а ее нет, сжечь все собирается. У меня сердце в пятки ушло, я и бросилась бежать. Да темно еще так везде, об шкафы ударилась, упала два раза. Думала, до ворот сейчас добегу, чтобы он меня не сжег, и там уже в полицию позвоню с телефона. Хорошо, что вы на тропинке мне встретились.

В разговор вклинился Стас:

– А человека, который вам нож к горлу приставил, знаете?

Женщина развела руками:

– Первый раз его вижу! Я даже и не поняла, откуда он взялся! Мне вот ваш товарищ сказал стоять, я и стояла. А тут этот черный по кустам как побежит, я закричала что есть силы. Думала, Костяков вырвался или черный князь за своими богатствами пришел.

– Вы тоже в него верите? – Гуров уже который раз слышал от сотрудников музея об этом персонаже.

– Конечно, вон на чердаке его портрет. На него лучше не смотреть, а то в душу черноты нанесет. Из-за него все несчастья в музее, он свои сокровища защищает от живых людей, не хочет, чтобы ему экскурсии мешали.

– Вы не пострадали? Нормально себя чувствуете? – участливо спросил оперативник Крячко.

Женщина покрутила головой и вдруг зарыдала от осознания того, что только что была на волосок от смерти.

– Он ведь меня чуть не убил! А я ему ничего, ничего не сделала. Знать его не знаю. Нелюди какие живут на земле. Уволюсь отсюда, уволюсь, это все черный князь на нас беды шлет. Горло мне перерезать хотел, ирод.

– Не переживайте, – Станислав постарался успокоить пострадавшую. – Преступник захвачен, вон видите, к батарее наручниками пристегнут. Я уверен, что ничего бы не случилось, он пытался вами прикрыться, чтобы сбежать из музея после своего преступления. Но уверяю, он бы вас не тронул, я бы не позволил. Вы немного поплачьте и потом нужно все рассказать о случившемся следователю, очень важно, чтобы вы сейчас сохраняли ясный ум.

Сторож всхлипнула, закивала и пошаркала в сторону дамской комнаты, чтобы умыться.

Стас тряхнул задержанного за плечо:

– Идем.

Они провели мужчину в служебное помещение для сотрудников музея.

– Документы, оружие, острые предметы на стол, – скомандовал Гуров.

Но мужчина никак не среагировал, он расслабленно сидел на стуле для посетителей. При других обстоятельствах оперативник терпеливо объяснил бы, зачем это нужно и какие будут последствия, если не выполнить требования, но не сейчас. Перед ним сидел убийца, и, хотя сотрудник полиции должен быть беспристрастен, Льву хотелось закричать и ударить этого высокого мускулистого мужчину, который только что ударом ножа лишил жизни человека.

Крячко правильно понял раздражение напарника, он подошел к задержанному и тряхнул его за воротник.

– Давай по-хорошему, ни мне, ни тебе не нужен осмотр до самых глубин. Я так понимаю, ты прекрасно знаком с такой процедурой. Хочешь снять штаны и раздвинуть ягодицы?

– Не надо. – Мужчина выгреб из кармана смятую справку, телефон и пару купюр.

В дверь после стука заглянул эксперт с окровавленным ножом в запечатанном пакете в руках:

– Орудие убийства оформляю?

Сыщики синхронно кивнули.

Мужчина сосредоточенно смотрел перед собой, потом медленно поднял глаза на Гурова; взгляд был ледяной, без капли страха.

– Я все расскажу, налейте кофе. Пожалуйста, – задержанный кивнул на банку с растворимым кофе на полочке над небольшой плиткой.

Пока закипал чайник, Лев заглянул в справку: Муратов Павел, 51 год, приезжий из села Мокриха, что в соседней области; освобожден по УДО две недели назад.

Павел глотнул обжигающий напиток и прикрыл от удовольствия глаза:

– Кайф, пять лет такой не пил. На зоне я на лысую сидел, родственники передачек не делали, потому что отвернулись от меня из-за этой лживой суки. Дед этот, Костяков, сам виноват. Уперся как баран, хотя я ему все разжевал. Знаю, что непонятно базарю. Сейчас все объясню, все равно срок мне светит, а так хоть скостят немножко. Мне на зону не в первый раз, так что порядок знаю. Можете писать явку с повинной. Жена Костякова, эта тварь Симонова, из моего села. На моих глазах росла, соседки дочка, с моей родной дочерью в садик, а потом в школу ходила. Она мне за дочь практически была, Марьянка, потому что родная мать у нее пьянствовала без просыху, отца у нее не было, так что она у нас каждый день и харчилась, и уроки делала, и жена моя вместе с нашей Анюткой одежку девочонке прикупала. Когда подрастать стали, Марьянка стала ко мне липнуть, то прижмется, то обнимет. Не как к отцу, а как к мужику. Не казалось мне, она как кошка терлась. Да и на селе начали поговаривать, что девка гулящей растет, со всеми мужиками заигрывает. Девчонка она симпатичная, быстро созрела и уже в четырнадцать выглядела на все восемнадцать, так что наши парни долго ждать не стали, оприходовали девку и по всему селу ославили. Только этой дуре все было нипочем; короче, мы запретили Анютке с ней водиться, я сам лично Марьяне объяснил, что при таком поведении в наш дом ей дверь закрыта. Она в слезы, конечно, обиделась, с тех пор по селу про нас сплетни распускать стала, что якобы мы ее били, работать у себя на огороде заставляли и что я к ней пристаю, прохода не даю. Хорошо, у меня жена с головой дружит и этой дряни не верила. А на Новый год перебрал я самогону и уснул в бане, проснулся от того, что на мне Марьяна скачет. Я, конечно, сбросил ее, да неудачно, так, что она об угол звезданулась. Ну и подняла ор, кровь хлещет. Тут прибежала жена моя, теща и сосед. Марьянка им наговорила, что я ее изнасиловал и избил… Ей все поверили – менты, жена, родственники мои, все село. Да я бы тоже поверил на их месте: я из бани со спущенными штанами вывалился, эта шлюха без трусов валяется и кровища по роже размазана. Только не насиловал я ее, она же мне как дочка. Не